Счастливые неудачники  - Лана Барсукова

* * *

Прошло несколько лет. На встрече одноклассников наша героиня не появилась. И те, не дождавшись Изольды, весело вспоминали школьные годы, уделяя ей особое внимание. Все-таки она была колоритной девушкой и имела все основания говорить, что пятнадцать мальчиков любили ее. Эти мальчики с годами стали мужчинами, но обычными, не артистическими, поэтому прежних чувств не предавали и по-доброму вспоминали про «изюминку», которой чуть не подавился Дед Мороз.

– А сейчас она где? – пытался разведать Андрей.

– В театре, говорят, работала. Артисткой. Сначала она с девчонками связь поддерживала, на спектакли приглашала, а потом как пропала. Может, уехала куда. А что? Вышла замуж за арабского шейха и уехала. Вполне в ее духе.

– Нет, у нее муж есть, – проявил осведомленность Андрей.

– А ты откуда знаешь?

– От верблюда.

Верблюдом был его друг Витек, который работал осветителем в оперном театре. Витек иногда проводил друзей на премьеры, где с высоты технического балкона Андрей однажды увидел изумительную Изольду, всегда различимую в любой толпе. Витек не на шутку испугался, увидев, как Андрюха побледнел и схватился за перила. Вдруг у него боязнь высоты? Свалится, шею свернет, а Витьку отвечать. Но потом разобрался, что к чему. Понял, куда Андрюха смотрит. Постарался помочь другу, дескать, да, клевая телка, но занята, жена их оперного певца. Больше Андрей в театр не приходил. Наверное, разлюбил оперу. Витек бы по доброй воле такое тоже слушать не стал, но ему за это деньги платили. Он воспринимал оперную музыку как вредные условия труда.

А Андрей, узнав, что Изольда замужем, запретил себе о ней мечтать. Он был парнем с простыми правилами. Чужого брать не привык. Мечты свернулись калачиком и только во сне, пользуясь беззащитностью хозяина, разворачивались в полный рост. Андрей просыпался и мыл голову холодной водой.

* * *

Брак Изольды оказался недолговечным. Он был похож на сонатину, то есть уменьшенный вариант сонаты. Время замужества за оперным певцом приучило Изольду пользоваться музыкальными терминами. Если они спорили, то слова были острые, как стаккато. Во время домашних скандалов муж говорит: «Убавь фортиссимо!», что означало «Говори тише». Изольда дерзко отвечала, что ей «гребаное пианиссимо уже вот где стоит» и она меньше, чем на форте, не согласна. Это следовало понимать так: шептать она не намерена и будет говорить в полный голос.

За весьма короткое время замужества Изольда успела возненавидеть классическую музыку, и особенно оперу. Жить под имитацию Шаляпина оказалось нестерпимо. Видя таракана, муж переспрашивал, напевая: «Блоха? Ха-ха-ха-ха!» – и дальше по тексту. Когда его случайно закрыли на балконе, он заголосил: «О дайте, дайте мне свободу!» После этого голуби несколько недель не гадили на их балкон, облетая его за семь верст. Изольда поняла, что у нее с голубями есть что-то общее: она тоже не любит оперу Бородина «Князь Игорь».

Изольде постоянно хотелось выключить мужа, как громко работающий телевизор. К тому же супруг храпел, и даже громче, чем пел. После развода Изольда наслаждалась тишиной, как артиллерист после демобилизации.

А чем еще наслаждаться? Разве что шелковым халатиком с драконом на спине, как у гейши. Это был единственный фрагмент ее мечты, который стал явью. Остальное не сложилось.

Сначала она еще боролась, пыталась перейти в другой театр или примкнуть к кинематографу, но война с Игорем Львовичом пришлась на легендарные девяностые, когда киностудии сдавали площади в аренду под склады, а в театрах работали за еду. Лишний рот никому не был нужен. Потом, когда все как-то стало налаживаться и страна на карачках начала выползать из той ямы, Изольда посмотрела в зеркало и увидела уже немолодую женщину, сломленную и уставшую. Ее время прошло, она сдалась.

К тому же появилось осознание, что вовсе она не талант. Тот дорогу себе всегда пробьет. Бывает, что таланту везет, и он проскальзывает в мир, как мыло через мокрые пальцы, – легко и радостно. Случается, что все складывается иначе, и талант продирается в мир словно через колючую изгородь, оставляя на шипах свою окровавленную кожу. Но ведь продирается. Талант подобен траве, которая взламывает асфальт. А Изольда не пробилась. Не взломала, только сама сломалась. Она поняла про себя, что была просто способной девушкой, из которой при определенном стечении обстоятельств могла бы получиться неплохая актриса. Но обстоятельства сложились таким образом, что этого не произошло. Вот и все. Обычная история.

Поэтому и не пошла на встречу с одноклассниками. Изольда, как лемур с огромными круглыми глазами, редко спускалась на землю. Ей было стыдно предстать в роли «артистки из погорелого театра».

Хотя ко всему можно привыкнуть. Изольда появлялась на сцене в роли «кушать подано» и видела в этом преимущество: не надо ждать окончания спектакля, чтобы выйти на поклон. Отсутствие эпизодического лица никто и не заметит. Зато домой пораньше вернешься. Там, правда, никто не ждет, но это уже другой вопрос. Разве что дракон скучает, игриво клубясь по спине ее шелкового халатика.

Однако в тот вечер Изольда почему-то не ушла, едва отыграв свой эпизод. Заболталась за кулисами и попала под облаву, всех погнали на поклон. Изольда встала с самого краю в заднем ряду, ей так нравилось – она всех видит, а ее никто. Аплодисменты были жидкие, как каша в дешевом доме отдыха. Но Алевтина, стоя на авансцене, делала довольный вид, словно купается в бурных овациях.

Вдруг по залу, пробиваясь в толпе спешащих в гардероб неблагодарных зрителей, поплыл огромный букет, из-под которого торчали ноги. Букет приближался, Алевтина двинулась ему навстречу. Букет подошел вплотную к сцене, Алевтина протянула руки и изящно склонилась, чтобы принять заслуженный дар. Дальше была минутная борьба за букет. Алевтина тянула его на себя, а ноги уносили его куда-то дальше. На тот край, где стояла Изольда. На самый край.

– Девушка, это вам!

Из-за букета проглянуло лицо мужчины, знакомое, но забытое. Андрей не сильно изменился, раньше он прятался за фикусом, теперь за букетом роз.

* * *

– Ты совсем? И с чего? Ненормальный! Ты же мог меня не застать? – Изольда спотыкалась на словах от избытка чувств.

– Да я и не застал пару раз. Букет тю-тю, уплыл в жадные руки вашей примы. Сегодня, думаю, если тебя не будет, отдам лучше гардеробщице, – прятал смущение за шуткой Андрей.

Они шли по осеннему городу, где яркие заплатки листьев пытались прикрыть серость тротуаров. Деревья давали прощальный бал, напоследок вытащив из сундуков самые яркие наряды, ведь беречь их уже бессмысленно. Скоро зима. В запахе листвы растворилась печаль, расставание с надеждами, которые всегда возлагаются на лето – загореть, отдохнуть, похудеть, ярко пожить. И всегда оказывается, что времени не хватило, все только начиналось, а уже осень. Как в жизни.

Изольда рассказывала Андрею про свою жизнь, а он ей про свою. Выяснилось, что уложиться можно в пару фраз. В романах пишут: «они долго не виделись, и им не хватило ночи, чтобы рассказать друг другу о том, что происходило с ними за минувшие годы». Изольда давно подозревала, что это просто литературная красивость, говоря проще, вранье. Чем дольше не видишь человека, тем короче рассказ.